| Выдающимся памятником средневековой шахматной культуры в Средней Азии является недавно найденная старинная таджикская рукопись.
Поиски старинных рукописей о шатрандже уже давно велись ташкентскими шахматистами. Они увенчались успехом в 1949 году, когда среди неописанного фонда Института востоковедения Академии наук Узбекской ССР были обнаружены три экземпляра старинной рукописной книги о шатрандже с диаграммами свыше 300 шахматных позиций. Изучение книги потребовало длительной и кропотливой работы. Авторам этих строк приходилось неоднократно прибегать к помощи проф. А.А. Семенова, научных сотрудников А. Расулева, М. Абдурахманова и других. Большую помощь в сличении материала книги с различными историческими источниками оказал И. Майзелис.
Два экземпляра книги поступили в Институт из Бухары, третий – из Самарканда. Самая ранняя копия сделана в 1665 году. Это – бухарский экземпляр. Он содержит сравнительно мало ошибок, чего нельзя сказать о позднейших копиях. Впрочем, первые десять диаграмм крайне искажены во всех экземплярах.
Автором рукописи является Абульфатх Ахмад Сиджизи . Нисба (прозвище) автора указывает, что он – сеистанский таджик (Сиджиз – таджикское название Сеистана). Имя Абульфатха известно в шахматной литературе: две его задачи содержатся в среднеазиатской рукописи XV века и приводятся в книгах Линде и Мэррея. Однако в упомянутой рукописи нисба Абульфатха искажена – он назван не Сиджизи, а Хиндустани, что, видимо, объясняется пограничным с Индией положением Сеистана.
Автор не сообщает в какое время он жил, но установить это не трудно. Во-первых, в придисловии он упоминает имя великого узбекского ученого ал-Бируни , «равного которому не было ни до него, ни после него». Следовательно, Абульфатх жил после ал-Бируни, т.е. книга написана не ранее второй половина XI века. Во-вторых, Абульфатх сообщает, что «бывал в Ираке», Газне, Хоросане и Индии».Учитывая, что Газна – столица недолговечной империи газревидов – была разрушена в начале XII века, можно считать, что книга написана не позднее первой половины XII столетия.
Из городов лишь Газна упоминается Абульфатхом, и притом неоднократно. Очевидно, Газна сыграла важную рольк в жизни автора книги, в развитии его шахматного творчества. Это вполне естественно, ибо Газна была крупнейшим культурным центром Востока второй половины XI века. Здесь, после возвышения империи газневидов и падения государства саманидов и Хорезма, жили крупнейшие ученые Бахуры, Ургенча и других культурных центров Средней Азии. Среди них были и ал-Бируни. Таджикско-хорезмийская культура была благоприятной почвой для расцвета шатранджа в Газве, так же, как ранее в Хоросане и Хорезме. В этом отношении знаменательно свидетельство Абульфатха о том, что решение одной очень трудной мансубы он «узнал только тогда, когда приехал в Газну».
Книга Абульфатха состоит из 159 листов. Она открывается вступлением, где автор говорит о широкой распространенности шахмат, в которые «играют и во дворцах и на базарах», кратко сообщает содержание своего труда, называет знаменитых мастеров прошлого, а также ученых, писавших о шахматах. Затем на 30 листах излагаются различные легенды об изобретении шахматной игры. Далее идут 10 табий (из них две отсутствуют) и 287 мансуб. Подавляющее большинство мансуб дано без указания их авторов или источников, откуда они взяты. Вслед за мансубами помещен небольшой развед об относительной силе фигур, затем описания различных других игр, упражнений и математических вычислений на шахматной доске и, наконец, 160 четверостиший на шахматные темы. В конце книги помещены стихи, посвященные эмиру, имя которого не названо.
Книга Абульфатха неизмеримо превосходит по количеству собранных в ней мансуб знаменитые трактаты Адли и Сули. Достаточно сказать, что даже компилятивные сборники XII-XIII вв., включавшие содержание рукописей четырех или больше авторов, уступают трактату Сиджизи. По своему содержанию труд Адульфатха значительно отличается от всех известных до сих пор средневековых и особенно арабских трактатов. Абульфатх либо совершенно не пользовался ими (хотя и знал об их существовании), либо, имея их, следовал таджикским образцам. Это особенно ясно видно на материалах первых двух разделов книги.
В первом разделе Абульфатх приводит три известные легенды о геометрической прогрессии (в двух вариантах), Гаве и Талханде, шатрандже и нарде и четвертую – об изобретении «Больших шахмат» мифическим Гермесом и сокращении этих шахмат индусами до 64-клеточных.
Попутно приводятся описание 112-клеточных шахмат и пространные рассуждения о пользе и достоинствах игры, причем она сравнивается с войнами, управлением государством, науками. Во всех легендах фигурирует индусский мудрец Сисса ибн-Дагир. В рукописях Адли и Сули даются лишь легенды о геометрической прогрессии, причем у Адли вовсе нет имени Сиссы, а Сули указывает, что Сисса – вымышленное лицо. Имени Гермеса нет ни у Адли, ни у Сули. Правда, в арабских рукописях встречаются легенды, также приписывающие изобретение шахмат грекам, но там фигурируют философы Гален, Платони Аристотель. Отсюда ясно, что первый раздел книги Абульфатха не имеет ничего общего с арабскими трактатами.
Раздел табий изложен Абульфатхом без конкретного анализа приводимых дебютных позиций. Все 10 табий (по словам автора, они взяты «по одной от каждого сорта», ибо в его время их существовало множество) сопровождаются образными сравнениями с войсковыми построениями. Одни из них, по словам Абульфатха, похожи на порядок войск при наступлении, другие – при обороне, третьи – при осаде крепостей и т.д. Ни одного арабского названия табий не приводится. Ни в одной табии не подсчитывается число ходов, нужное для ее построения. Между тем, подсчет ходов был главным критерием в оценках табий Сули и Ладладжа. Лишь пятая табия Абульфатха является точной копией встречающейся у Адли и Сули позиции, возникающей из исходной после 12 ходов, так называемой «муджанах» (крылатая). Остальные табии имеют лишь отдаленное сходство с табиями арабских рукописей, в частности с табией «мэшаихи» (мудрая), которой, по свидетельству Сули, обычно начинал партии Наим. Характерно, что в большинстве табий Абульфатха ладьи стоят нетронутыми на своих местах, тогда как все остальные фигуры продвигаются вперед.
Все это позволяет заключить, что Абульфатх черпал свой материал не из арабских, а из таджикских книг, многие из которых были весьма старинными. Любопытно то, что раздел табий Абульфатх заканчивает позицией, которая случилась «в партии, игранной тогда, когда еще не были изобретены табии». И действительно, приведенная позиция (слева) показывает, что черные играли крайне беспланово.
Белые проводят эффектную комбинацию.
1. Ch3-f5 (Жертва ладьи! Принять ее черные не могут, ибо на 1…Ф: f7 последует 2. К: f7Х)
1… Фе6: f5.
Белые грозили 2. Лd7 + Кре8 (2…Ф:o7 3.Rа7Х)
3. К: d5 и т.д.
2. Ле1 – е7! Фf5-e6 (надо защищать поле d7)
3. Kg5: e6 + Cc8: e6 (Если 3… К: е6, то 4. Лd7+ и 5. Лfe7X)
4. Ле7 – d7+ Kpd8-c8
5. Лd7: c7+ Kpc8 – b8
6. Kc3:d5, и выигрыш белых очевиден.
В примечаниях к этой позиции разобрано 12 вариантов .
Позиция эта не нова, но нигде не встречалась в качестве иллюстрации табий. Мэррей, например, указывает, что «решение этой позиции разработано в рукописях очень подробно… В рукописи Абдул-Гамида она занимает 44 строки и является хорошим примеров мусульманского эндшпильного анализа». Однако даже поверхностное изучение позиции убеждает в том, что она случилась не в эндшпиле, а в начальной стадии партии. Следовательно, Абульфатх впервые знакомит нас с ее истинным значением. Вероятно, позиция почерпнута из старинной таджикской книги, написанной задолго до арабских трактатов.
Весьма многозначительным является то, что у Абульфатха есть все позиции Зайраба, Наима, Хорезми (хотя он и дает их, как правило, без указания авторов).
В одном ряду с этими фактами стоит исключительное по важности свидетельство Абульфатха о том, что Наим – один из четырех знаменитых среднеазиатских мастеров рубежа VIII-IX вв. – был автором шахматной книги. Это свидетельство мы находим в примечании к мансубе.
1. Л: b5 + Л: b5
2. Ке6 + Ф: е6
3. Л: с4 + К: с4 (3…С: с4 4. Ка’3 + и 5. е4Х)
4. Ka4 + Kpd5
5. e4 + Kpe5
6. Фf4Х.
Абульфатх пишет: «…Исключительно интересная, трудная, бесподобная мансуба. Наим привел ее в своей книге».
Итак, существование по крайней мере трактата Наима отныне установлено со всей достоверностью. Свидетельство Абульфатха наносит версии о приоритете арабов в создании шахматной литературы последний сокрушительный удар!
Почерпнутые из старинных таджикских первоисточников мансубы Абульфатха дают возможность восстановить в первоначальном виде некоторые позиции, искаженные в позднейших рукописях. Ограничимся двумя примерами.
Знаменитая мансуба типа «вертушки», в которой кони гонят короля по кругу, приводится у Мэррэя в такой позиции:
1. Ка4 + Кpb7
2. Ка5 + Крс8…
14. К: d4 + Кра4
15. Кс3 + Кра5
16. Kb3 + Kpb6
17. Ka4 + Kpb7
18. Kb: c5 и т.д. с матом на 36-м ходу.
Позиция реконструирована Мэрреем. В различных арабских источниках она дана по-разному, но в рукописи Ладладжа сопровождается следующим текстом:
«Это – задача…, известная под названием «водяное колесо». Кони заставляют короля сделать три круга, и он погибает на своем первоначальном поле. Если владеющий конями захочет, то может вечно гонять короля по кругу. Эта задача – верх искусства. Черный король получает мат на своем поле на 71-и ходу. Поэтому, знай ее. Мое решение было найдено вырезанным на камне во времена греков и затем переведено на арабский язык».
Нетрудно видеть, что текст не соответствует игре, которая проходит в задаче, ибо кони не совершают своего кругосветного путешествия трижды. И.Коц, изучавший мансубу, объяснил это несоответствие несовершенством слога средневекового автора: он, мол, хотел сказать лишь то, что кони совершают более чем два круга. Но это неубедительные догадки. Искаженный текст не позволил постигнуть полностью замысел неизвестного автора (не имевшего, конечно, никакого отношения к письменам на камнях, вымышленных арабскими авторами).
Переписчики книги Абульфатха несколько исказили позицию мансубы, но текст примечания сохранился в точности. Он гласит, что кони дважды гонят короля по кругу, и он получает мат на том поле, на котором находится в начальной позиции. Реконструируя в соответствии с текстом несколько искаженную диаграмму в рукописи 1665 года, мы получаем позицию на диаграмме справа.
1.Kb7 + Кре7
2. Кс8 + Kpf7…
11. K: d4+ Kpa4
12 Kc3+ Kpa5
13. Kb3+ Kpb6
14. Ka4 + Kpb7
15. Kb: c5 + Kpc8
16. Kb6 + Kpd8…
32. Kb6 + Kpd8
33. K: c6 X.
Перед нами действительно изумительный образец шахматной композиции. Грандиозный замысел воплощен с предельной четкостью и ясностью, причем в этом далеко немаловажную роль играет именно замкнутость (после двукратного путешествия) круга и получение королем мата на первоначальном поле. Нам кажется, что «вольный перевод» этой мансубы Г.Майером на современный шахматный материал с отступлением от средневекового задания не выдерживает сравнения со своим древним среднеазиатским оригиналом.
Решение этюда на левой диаграмме впервые перевел и опубликовал Мэррей. Оно было предметом тщательного анализа И.Коца. Этюд интересен вступительной жертвой качества и заключительной позицией цугцванга.
1. Кр: f3! Л: с4
2. Cd3 Ла4!
3. Сf1 + Kph2
4. Kh6 Ла8
5. Kg4 + Kph1
6. Kpg3 Лg8!
Единственная защита; но белые рядом точных ходов ограничивают пешку, после чего они оказываются в цугцванге.
7. Cd3 c2 8. Cf5 c1Ф.
Вынужденно. Если 8… Лg7, то 9. Kph3, и у черных нет спасительного шаха, чтобы вернуть короля на g3 и снова связать коня.
9. С: с1 Kpg1
10. Cd3 Лg7
11. Ce3 + Kph1
12. Cf5 Лg8
13. a4 (b7) Лg7
14. Kph3 Л: g4
15. Kp: g4 и выигрывают.
Анализ И.Коца показал, что этюд имеет побочное решение:
1. Л: g4 Kp : g4
2. Kh6 + Kpf4
3. b7 Ke5
4. Kpe2 Kpe4, и белые, хотя и после длительной борьбы, добиваются «оголения» черного короля.
Бухарская рукопись показывает, что побочное решение – результат искажения первоначальной позиции этюда. У Абульфатха белая пешка b6 отсутствует! При отсутствии же этой пешки исчезает и побочное решение.
К сожалению, размер журнальной статьи не позволяет привести и малой доли того, что заслуживает внимания читателей. Достаточно сказать, что в задачах, собранных Абульфатхом, проходят не только такие идеи, как выбор шахов, отвлечение, блокирование, но также и перекрытие (редкая для шатранджа тема!) и двойной шах. В комбинациях из партий и в этюдах, наряду с жертвой фигур, отвлечением, цугцвангом и вилкой встречается «бешеная» фишура, ловля фигуры, систематические движения. Тонкой игрой отмечены многие эндшпильные позиции.
Особенно ценно то, что в книге содержится ряд позиций, до сих пор совершенно неизвестных. Эти позиции, среднеазиатское происхождение которых несомненно, относятся к числу лучших, собранных автором. На диаграмме справа мансуба с двухвариантной игрой, причем оба варианта демонстрируют одну и ту же идею (мат слоном). Подобные мансубы очень редко встречались в средневековой композиции.
1. Се3 + Kpb5
2. Лa5 + ed (A)
3. Cd3+ Kp: a4
4. Kb6 + Kpa3
5. Cc5 + Kpb2
6. Ka4 + Kpc1
7. Ca3 (e3) X/
A) 2… Kp: a4 3. Kb6+ Kpa3 4. Cc5+ Kpb2 5. Ka4 + Kpc1 6. Ca3 (e3) + Kpb1 7. Cd3X.
Приводим еще одну мансубу с двумя тематическими однородными вариантами. В каждом – жертвуются обе ладьи и конь. Интересно сравнить идею этой мансубы с общеизвестным «матом Диларам»
1. Лf8 + C: f8 (1… Kpc7 2. Kd5+ ed 3. K: d5X)
2. Л: f8+ Kpc7
3. Ked5+! Kpd6 (A)
4. Ke4+ Kpe5
5. Лf5+! (Тонкая жертва второй ладьи с целью отвлечения пешки e6 от защиты поля d5) 5… ef
6. d4+ Kp: e4 (6. Kpe6 6. Kc7 X).
7. Kf6 + Kpd3
8. Cf5+ Kpc3
9. Kd5X.
A) 3… ed
4. K: a5 + Kpd6
5. Ла6 + Kpe5
6. d4 + Kpe4
7. Лf4+ (На этот раз ладья жертвуется, чтобы с темпом освободить поле f6)
7… Ф: f4
8. Kf6 + Kpd3
9. Cf5+ Kpc3
10. Kd5X.
Последние две мансубы показывают, что старые среднеазиатские композиторы в лучших своих произведениях уже пытались проводить принцип повторяемости идеи и строго соблюдали экономию материала в позиции матующей стороны.
Абульфатх, как это свойственно средневековым авторам, не указывает, какие позиции составлены им самим. Исключение сделано лишь для четырех мансуб, о которых сообщается, что их нет ни в какой другой книге. Три из них являются вариантами одной и той же темы и снабжены общим комментарием. В нем приводятся различные мнения шахматистов о приведенных позициях и в заключение сообщается, что коротно сущность решения объяснить нельзя, но тот, кто решит хоть одну мансубу, решит все. Вот первая из этих позиций.
Прямолинейное
1. Kpd4 Kpb2
2. Kpe5 Kpc3
3. Kpf5 Kpd4
4. Kpg6 Kpe4
5. Kph7 Kpf5 ведет к ничьей, ибо после
6. Kp: h8 черные, пользуясь правом ответного хода, играют
6… Kp: f6 и ничья.
К выигрышу ведет тонкий маневр на пятом ходу.
1. Kpd4 Kpb2
2. Kpe5 Kpc3
3.Kpf5 Kpd4
4. Kpg6 Kpe4
5. Фg5! Kpe5
6. Kph7 Kpf5
7. Фh6, и черный король не может приблизиться к белому ферзю.
Если 5… Kpf3, то
6. Фf6 Kpf4
7.Kpf7 Kpf5
8. Фe7 Kpe5
9.Kpg8 Kpe6 10. Фf8 и выигрывают.
Очевидно, Абульфатху было известно значение оппозиции в эндшпиле. Несомненно, автор книги не преувеличивает, когда сообщает, что не встречал равных соперников ни на родине, ни в сопредельных странах.
В целом, книга Абульфатха с полным правом может быть названа замечательной энциклопедией среднеазиатского шатранджа. Мы можем рассматривать эту энциклопедию как доказательство того, чего достигли в шатрандже старые мастера Хоросана, Хорезма, Мавераннахра в домонгольский период.
4. Последующее развитие
Нашествие монголов в XIII веке, подобно нашествию арабов пятью столетиями раньше, прервало восходящую линию развития культуры народов Средней Азии. Десятки городов были либо сравнены с землей, либо опустошены. На два столетия простерла над странами Востока свои крылья мрачная ночь монгольского рабства.
Но и под гнетом монгольского ига порабощенные народы сохранили самобытность своей культуры, свои традиции.
В XV веке начинается полоса нового культурного подъема Средней Азии. В короткий срок здесь выдвигаются выдающиеся поэты, ученые, зодчие. Примечательно, что наряду с ними сразу же выдвигаются и знаменитые мастера шатранджа.
Выдающимся мастером XV века был самаркандец Али Шатранджи. Он пользовался громкой славой первого шахматиста империи Тимура. Полагают, что перу Али Шатранджи принадлежит известный трактат XV века.
В связи с находной книги Абульфатха становится очевидным, что трактат Али Шатранджи написан под сильным влиянием сеистанского автора или его среднеазиатских предшественников. Среди исторических легенд Али Шатранджи приведена и легенда о Гермесе, причем описание «Больших шахмат», сопутствующих ей, точно совпадает с описанием Абульфатха. Во времена Али Шатранджи именно этот вариант «Больших шахмат» был излюбленной игрой Тимура.
Однако, наряду с трактатом Абульфатха, Али Шатранджи, видимо, располагал многими другими. Если у Абульфатха, почти все мансубы безыменные, то у Али Шатранджи, напротив, все мансубы даются с указанием имен их автором. Третья часть мансуб (19 из 60) принадлежит старому Али Шатранджи. Ряд мансуб принадлежит старым среднеазиатским шахматистам. (Зайраб, Абдаллах Хорезми, Абульфатх).
Приводим две мансубы самаркандского мастера.
1. Kd6 + Kpd8 2. Лe8 + Kpc7 3. Лc8 Kpb6 (3… Kp: d6 4. Л: c6X; у Форбса и Линде приводится только этот побочный вариант) 4. Л: c6+ Kpa5 5. Лa6 + Kpb4 6. Лa4 + Kpc3 7. Лc4X. В обоих вариантах черный король получает мат, будучи прижат к собственным фигурам.
1. d5 + Kpe5
2. Лe7 + Kpf4 (A)
3. Лe4+ Kpg5
4.Лg4 + Kph
5. Лg7 f5
6. C: f5 любой ход
7. Фg4 + Kph4
8. g3X.
A) 2… Kpd4
3. Лe4 Лзс5
4. Сe3+! Kpb6
5. c5 + Kpa5
6. Ла4X.
В рукописях говорится, что позиция случилась в партии Али, игранной им с дачей ладьи вперед. Это, конечно, лишь свойственная восточным композиторам зашифровка совего мастерства. Позиция является искусно составленной задачей. Два аналогичных варианта (в каждом из них черный король получает мат и у борта доски), четкое построение (белый материал использован весьма экономно), красивый маневр ладьи в главном варианта – все это свидетельствует о том, что в своем творчестве Али Шатранджи следует лучшим традициям среднеазиатского шатранджа.
В XVI-XVII вв. продолжается расцвет шахматного искусства в Средней Азии. Об этом свидетельствуют многочисленные исторические данные.
В эпоху Алишера Навои крупным центром шахматной культуры, наряду с Самаркандом и Бухарой, являлся Герат. Великий узбекский поэт и мыслитель любил и ценил шахматную игру. В ряде хроник сохранились рассказы о том, что Навои часто играл в шахматы, даже в походах.
Крупным мастером шатранджа был Мавляна Фасихутдин-Сахиб – «очень образованный человек и неплохой поэт, продолжительное время состоявший на службе при Алишере… Во всех видах шахматной игры… он стяжал громкую и заслуженную славу» . Фасихутдин хорошо играл не глядя на доску. «Игра в шахматы в описываемую эпоху относилась в Герате к искусства, и исторические материалы о тогдашних поэтах и художниках включают также и биографии знаменитых шахматистов».
Выразительное описание публичной игры двух знаменитых гератских шахматистов дано в известном романе Айбека «Навои».
Ряд свидетельств о шахматах в Средней Азии встречается в известной «Бабур-намэ».
Со времен шейбанидов крупнейшим шахматным центром вновь становится Бухара. Однако и другие города Средней Азии – Самарканд и Коканд, Фергана и Ташкент, Мерв и Ургенч – славятся знаменитыми шахматистами.
Из дошедших до наших дней трех экземпляров книги Абульфатха два списаны именно в XVII веке. Очевидно, эта шахматная энциклопедия была в то время распространена в Средней Азии не в одном десятке экземпляров.
Распространенность шатранджа в Средней Азии была столь велика, что когда в XVIII-XIX веке сюда проникли современные шахматы (с дальнобойными ферзем и слоном), шатрандж длительное время сохранялся параллельно с ними. Даже в середине прошлого столетия шахматисты Бухары играли в шатрандж. По свидетельству А.П. Чернявского, в 70-х годах шатрандж назывался здесь «бухарской игрой», а шахматы – «игрой ферзя» или «персидской игрой». В этом названии через столетия как бы фиксируется приоритет Средней Азии в развитии шатранджа )..
Характерно, что шахматы здесь получили под влиянием шатранджа своеобразный отпечаток, в связи с чем позднее их стали называть узбекскими шахматами.
Узбекские шахматисты сохранились в новых шахматах характерные для среднеазиатского шатранджа черты: комбинационный стиль, точный и далекий расчет.
Многие мансубы были «переведены» узбекскими шахматистами на новый шахматный материал. И до сих пор, например, бухарские, самаркандские, кокандские, ташкентские шахматисты знают известный «мат Диларам» и другие мансубы.
Однако переход от шатранджа к шахматам совершался в Средней Азии в неблагоприятный период. Феодальная раздробленность и клерикальная реакция привели к упадку многовековой культуры народов Средней Азии. Это отразилось и на шахматах.
XVIII век оставил много свидетельств того, как мракобесы-духовники преследовали шахматную игру. Именно в это время приходит в упадок шахматная литература. Самаркандский экземпляр книги Абульфатха является ярким доказательством этого. Он пестрит грубыми ошибками и искажениями.
Шахматные мастера в мрачные времена бухарского эмирата нередко подвергались жестоким гонениям. В середине XIX века, например, сильнейший шахматный мастер своего времени Ахмад Ходжа был вынужден бежать из Бухары в горные районы Таджикистана, скрываясь от преследований эмира.
Лишь присоединение Средней Азии к России кладет конец периоду упадка среднеазиатских шахмат. Большую роль в распространении в Туркестане современных правил игры, современной шахматной теории и достижений русской шахматной школы, а также в изучении «узбекских шахмат» сыграло Ташкентское общество любителей шахматной игры, почетным членом которого был М.И.Чигорин. Ташкент и Бухара, Коканд и Самарканд выдвигают в это время ряд талантливых шахматистов-узбеков, среди них – Азметдина Ходжаева, ставшего впоследствии первым чемпионом Советского Узбекистана. Но этот период, как и советский период, когда шахматы впервые за скою многовековую историю стали в Средней Азии подлинно народной игрой, уже выходит за рамки исследуемой нами тем.
Советская культура наследует все лучшее, что было создано народами нашей страны в прошлом. Советская шахматная школа бережно хранит и развивает традиции русской чигоринской шахматной школы. Вполне понятен и интерес советских шахматистов к среднеазиатскому шатранджу.
Показ выдающейся роли народов Средней Азии в развитии шахматной игры, установление глубокой самобытности среднеазиатского шатранджа и приоритета среднеазиатских мастеров в создании шахматной литературы являются лишь первым вкладом в дело изучения истории среднеазиатских шахмат. Несомненно, что дальнейшая разработка этих вопросов приведет ко многим другим важным и ценным открытиям.
|
